Дедушко
Что поделать? – Грешен человек, грешны его деяния и помыслы, и столь же безрезультатны его раскаяния, если не верить в загробную жизнь, страшный суд, пасхальные чудеса и прочую метафизику.
МногабукавПетрович, судя по всему, в страшный суд не верил, но метафизику разводил необычайную. Один гламурный батюшка (а таких немало), не выкисает из его приемной, по сей день, насколько я осведомлен. Петрович жертвует. Батюшка не брезгует. Так Петрович договорился с создателем.
А что же с душой-то? Да, батюшка замолит! А иначе, зачем он тут?..
Страсть и азарт, для определенного типа людей – это естественное состояние души. И надо признать, что без этого, не было бы ничего. То есть, не было бы ни подъемных механизмов, ни технологии монолитного возведения каркасов зданий, ни гостарбайтеров из ближнего зарубежья, ни, ошалело вращающих глазами и потеющих крупными каплями, дольщиков. Человек, обуреваемый страстью, живет как комета, вовлекая в свою траекторию движения, столь же подверженных жажде движения, восхищая романтиков, наблюдающих со стороны за стремительным полетом объекта, и представляя угрозу для тех, кто по стечению обстоятельств оказался на пути.
Выбор на самом деле, небольшой: или уходи с траектории, или погибни, или становись в хвост, и измени образ своей жизни! И кто не с нами, тот против нас!
Петровичу понравилась не только Лена «с яблоком» (это я об идее рекламного ролика), но и вся студия. «Куплю!» - решил Петрович, и шагнул в кабинет Арсена. Но вскоре вышел оттуда, и как я позже узнал – вышел, обретя там душевный настрой, близкий к состоянию разочарования.
«Ты знаешь, Юрич – говорил мне потом Петрович, спустя некоторое время – ты же ведь, как ребенок, не разбираешься в людях! Возьмем твоего Арсена. Пришел к нему поговорить, так он даже не улыбнулся ни разу. Как можно с таким человеком строить деловые отношения?». Но я молчал, хотя и знал, что Арсен умеет улыбаться. Только улыбается он тем, кто его действительно радует. И если следовать заданной аналогии, Арсен – это причудливой формы астероид, и пусть, его траектория не столь стремительна, как у кометы, она не менее любопытна и восхитительна. Тем не менее, я упустил главное – все эти увещевания меня были частью грандиозного, хищного замысла Петровича.
Понадобились годы, чтобы я научился различать в содержании речей скрытый смысл. Так, если тебе посторонние говорят: «Не играй в азартные игры!», так и знай – тебя обязательно попытаются втянуть в запутанную и ужасную авантюру. Если правоверный мусульманин клянется Аллахом, знай: тебя обязательно ждет подвох!... Ну, об этом как-нибудь в другой раз...
Вот, и настало время моего, собственно, выхода на сцену.
Грешен и я, ибо ни когда не был беспристрастен, ибо имел наглость помышлять о славе, деньгах, налаженном быте и женщинах – чего греха таить! Однако, мечты мои, редко были бесплодными. Я не верил в их чудесную материализацию, и предпочитал строить конкретные планы, часто довольствовался всего лишь синицей в руках, любуясь журавлем в небе. Да, я не был Петровичем в этом смысле! Мое зрение не обострялось до орлиного, у меня не отрастало хищное оперение. Я был скромным ловцом мгновений, хотя и претендовал на обладание вечностью... В глубине души...
Петрович раскусил меня сразу. Он публично обозначил мой «мега необъятный» талант, и неоднократно громогласно подчеркивал, представляя меня разным важным персонам: «Это мой друг – очень талантливый человек!». Тщеславие и глупость, среди человеческих качеств, живущих в нас – это ближайшие родственники. Поэтому, я так легко и не без оргастического удовольствия, принимал эти послания, и выдумывал себе невесть что.
Есть ли у меня оправдания своим порокам? Наверное, я мог бы посвятить этим оправданиям отдельный опус, но тогда получилось бы, что я сам, ни в чем не виноват. Виноваты были бы родители, социальная среда, бездарные учителя, партийно-административная система, Ленин и отдельно – Менделеев, за создание водки.
Поэтому, отнесу свои часы несостоятельности к собственной лени, отсутствию определенного эмоционального опыта, и медлительности в процессах мышления. Вообще, мой мозг – это крайне неэффективная машина, и выделяется своими свойствами, примерно как товарный паровоз Коломенского завода, на фоне автомобилей с двигателями внутреннего сгорания: дури много, а коэффициент полезного действия очень низкий.
С другой стороны, отбросим все лишнее и наносное. У меня появился хороший заказчик в лице Петровича, который сказал: «Твори! Я всё оплачиваю!». Рынок жилья тогда был очень сложным – кто не помнит последствий «дефолта»? Нужна была радикальная идея, но при этом, она не должна была бить «ниже пояса». То есть, идея лежала где-то между шокирующим эпатажем и фундаментальным классическим изяществом, а это означает, что подобная идея не существует в природе.
Я спросил себя: «Кто сегодня покупает квартиры?» и сам себе ответил: «А те, кто успел до дефолта отщипнуть и надежно прикопать! Но в процессе заметания следов этим людям не до телевизора». Как живут эти люди? Они постоянно заняты чтением текстов на формате А4, обедами в ресторанах, бесхитростными утехами в саунах и на конспиративных жилых площадях. Однако жены их должны уметь в любой момент, по звонку привести необходимые вещи, детей и документы в походное состояние, и быть готовыми в течение сорока минут выдвинуться к трапу чартерного авиарейса.
Что объединяет этих женщин-жен? - Высокая степень готовности!
Под силу ли это женщинам, занятым в приумножении экономики страны? - Нет!
Следовательно - это домохозяйки!
Домохозяйки не любят слишком заумных смысловых конструкций, они трогательны и сентиментальны, они привержены вечным ценностям семьи, они смешливы, они в силу повседневной, окружающей скуки, легко реагируют на все яркое и необычное.
Мне пришла в голову мысль, что рекламные ролики должны быть выполнены посредством мультипликации. И вспомнился старый мультфильм Владимира Попова «От двух до пяти» по Корнею Чуковскому. Так был найден стиль!
«...Пока самка высиживает птенцов в гнезде, самец обеспечивает ее кормом. Я понял: у нас в семье самец – бабушка!...»
«...А у твоего папы. Семь пятниц на неделе...» - На картинке, папа скачет в окружении семи индейцев с острова Робинзона Крузо.
«...Папа сказал, что эти звери живут в саванне, а мама сказала, что у бабушки скоро появится персональный дедушка, и мы все будем жить в саванне...».
Тексты и картинки сыпались сами собой! Мультик – за мультиком! Петрович, не знаю, насколько ему это действительно нравилось, но он заказывал еще и еще! А потом однажды, как-то, мы парились в сауне, и он вдруг спросил:
- Игорь Юрьевич! Извини за нескромный вопрос: сколько ты зарабатываешь?
- Ну, в среднем, выходит не меньше пятисот долларов. – Сильно преувеличил я, надеясь поразить его воображение размахом своих доходов.
- У меня будешь получать семьсот! Пойдешь ко мне работать?
- Это неожиданно! Я не знаю... У меня заказы...
- Ну, ты подумай! Мне нужно рекламную службу ставить.
- А как же Лена?
- А Лена будет тебе помогать... И кстати, поговори с ней. Запала она на моего Вовку. Я его в Испанию отправляю учиться, она туда рвется за ним. А нафига мне это нужно?
- Хорошо, я поговорю....
Конечно, Арсен рассчитывал на меня, вкладывая деньги в оборудование студии. Ему импонировали и мой энтузиазм, и моя здоровая наглость, и умение общаться с клиентами. Он многое мне позволял из того, чего не позволял другим. Например, я имел круглосуточный доступ на студию, без специальных предупреждений; я мог пригласить в студию, любого, кто мне был нужен (для остальных - это было табу), ну и так далее.
Но мне ужасно не хватало денег. На тот момент, я был обладателем грандиозной финансовой задолженности очень разным, физическим лицам. Жена не работала. Нужно было постоянно выкручиваться: имитировать и возврат денег кредиторам, и в семью приносить достаточно для того, чтобы существовать. Тяжелое было время. Временами размышления над собственным жалким положением вгоняли меня в невероятную депрессию, из которой я не выходил неделями. И казалось, что жизнь закончилась, и не хотелось думать о том, что будет дальше. Поэтому, когда я получал интересный заказ, я растворялся в творческом процессе. Это была единственная отдушина, единственная панацея от депрессии и страха. И это был кромешный ад, для тех, кто работал со мной – художников, монтажеров, операторов! С появлением каждого нового заказа заканчивалась их личная жизнь, и начиналась стахановская трудовая битва. Кому такое понравится? Но, тем не менее, со мной работали, потому, что это были, пусть небольшие, но стабильные деньги, о которых на соседних телекомпаниях не могли и мечтать. Я пишу «на соседних телекомпаниях» - это буквально было так: в нашем огромном здании свили себе гнездо две редакции газет, три телекомпании и два рекламных агентства. Это были разные организации, не объединенные интересами общих собственников, по сути, конкурирующие между собой. Но это была колония журналистов и разного рода творческих людей: писателей, фотографов, музыкантов... Маленькая модель эдакого провинциального Монмартра.
Мы ходили по одним лестницам, пропивали свои гроши в одних и тех же окрестных забегаловках, все друг друга знали, друг друга любили и одновременно люто ненавидели, ибо зависть... Ибо, отбивали друг у друга клиентов, подчас не очень корректными методами, но потом прощали друг друга, мирились, приглашали друг друга к себе в проекты. Словом, на этом пространстве протекала творческая жизнь, давая старт многим будущим российским звездам радио, телевидения и эстрады.
Уход к Петровичу означал, в полном смысле – предательство. Так я это ощущал... И во мне бушевали неземные страсти противоречия! Мне нужны деньги, но нельзя бросать студию на полпути – только начали раскручиваться, появилось имя, появились серьезные клиенты... Опять же, повторяю – это мне так казалось. И на самом деле моя роль, хоть и была достаточно значимой, в моем сознании она была гипертрофирована.
Благосклонности Петровича снискал не один я. Был у меня приятель – действительно, необыкновенного таланта фотохудожник, но редкое говно, с точки зрения человеческих качеств. Казалось, вся его жизнь была подчинена трем страстям, раз уж мы о них говорим: собственное, жеребячье здоровье, макросъемка и громкие скандалы. Сколько его помню, он вечно с пакетом кефира в руках, необоснованными претензиями ко всем окружающим в глазах, то тошноты натуралистическими анекдотами на устах, и в вечном состоянии судебного сутяжничества, с кем бы то ни было. Вот, он и «слил» Петровичу, за рюмочкой чая все тонкости ситуации в студии: кто чего стоит; чем дышит Арсен; все сокровенные планы и стремления товарищей по работе, включая коммерческую тайну. А хотелось этому Виталику, всего-то ничего... Сейчас смешно, но тогда, когда все открылось (мне Петрович рассказал), я был в таком изумлении и замешательстве, что чуть было, не принял обет молчания. Так вот, человек хотел иметь отдельный кабинет и называться начальником. Это всё! Мотивация была банальна, как и его нехитрая мечта: «Возраст уже такой, что созрел я для соответствующего статуса».
Как говорится: «Скажи, кто твой друг, и я скажу – кто ты!». Одно из двух, сражающихся внутри меня эго, победило, и я ушел к Петровичу, но этому предшествовало еще несколько забавных эпизодов.
МногабукавПетрович, судя по всему, в страшный суд не верил, но метафизику разводил необычайную. Один гламурный батюшка (а таких немало), не выкисает из его приемной, по сей день, насколько я осведомлен. Петрович жертвует. Батюшка не брезгует. Так Петрович договорился с создателем.
А что же с душой-то? Да, батюшка замолит! А иначе, зачем он тут?..
Страсть и азарт, для определенного типа людей – это естественное состояние души. И надо признать, что без этого, не было бы ничего. То есть, не было бы ни подъемных механизмов, ни технологии монолитного возведения каркасов зданий, ни гостарбайтеров из ближнего зарубежья, ни, ошалело вращающих глазами и потеющих крупными каплями, дольщиков. Человек, обуреваемый страстью, живет как комета, вовлекая в свою траекторию движения, столь же подверженных жажде движения, восхищая романтиков, наблюдающих со стороны за стремительным полетом объекта, и представляя угрозу для тех, кто по стечению обстоятельств оказался на пути.
Выбор на самом деле, небольшой: или уходи с траектории, или погибни, или становись в хвост, и измени образ своей жизни! И кто не с нами, тот против нас!
Петровичу понравилась не только Лена «с яблоком» (это я об идее рекламного ролика), но и вся студия. «Куплю!» - решил Петрович, и шагнул в кабинет Арсена. Но вскоре вышел оттуда, и как я позже узнал – вышел, обретя там душевный настрой, близкий к состоянию разочарования.
«Ты знаешь, Юрич – говорил мне потом Петрович, спустя некоторое время – ты же ведь, как ребенок, не разбираешься в людях! Возьмем твоего Арсена. Пришел к нему поговорить, так он даже не улыбнулся ни разу. Как можно с таким человеком строить деловые отношения?». Но я молчал, хотя и знал, что Арсен умеет улыбаться. Только улыбается он тем, кто его действительно радует. И если следовать заданной аналогии, Арсен – это причудливой формы астероид, и пусть, его траектория не столь стремительна, как у кометы, она не менее любопытна и восхитительна. Тем не менее, я упустил главное – все эти увещевания меня были частью грандиозного, хищного замысла Петровича.
Понадобились годы, чтобы я научился различать в содержании речей скрытый смысл. Так, если тебе посторонние говорят: «Не играй в азартные игры!», так и знай – тебя обязательно попытаются втянуть в запутанную и ужасную авантюру. Если правоверный мусульманин клянется Аллахом, знай: тебя обязательно ждет подвох!... Ну, об этом как-нибудь в другой раз...
Вот, и настало время моего, собственно, выхода на сцену.
Грешен и я, ибо ни когда не был беспристрастен, ибо имел наглость помышлять о славе, деньгах, налаженном быте и женщинах – чего греха таить! Однако, мечты мои, редко были бесплодными. Я не верил в их чудесную материализацию, и предпочитал строить конкретные планы, часто довольствовался всего лишь синицей в руках, любуясь журавлем в небе. Да, я не был Петровичем в этом смысле! Мое зрение не обострялось до орлиного, у меня не отрастало хищное оперение. Я был скромным ловцом мгновений, хотя и претендовал на обладание вечностью... В глубине души...
Петрович раскусил меня сразу. Он публично обозначил мой «мега необъятный» талант, и неоднократно громогласно подчеркивал, представляя меня разным важным персонам: «Это мой друг – очень талантливый человек!». Тщеславие и глупость, среди человеческих качеств, живущих в нас – это ближайшие родственники. Поэтому, я так легко и не без оргастического удовольствия, принимал эти послания, и выдумывал себе невесть что.
Есть ли у меня оправдания своим порокам? Наверное, я мог бы посвятить этим оправданиям отдельный опус, но тогда получилось бы, что я сам, ни в чем не виноват. Виноваты были бы родители, социальная среда, бездарные учителя, партийно-административная система, Ленин и отдельно – Менделеев, за создание водки.
Поэтому, отнесу свои часы несостоятельности к собственной лени, отсутствию определенного эмоционального опыта, и медлительности в процессах мышления. Вообще, мой мозг – это крайне неэффективная машина, и выделяется своими свойствами, примерно как товарный паровоз Коломенского завода, на фоне автомобилей с двигателями внутреннего сгорания: дури много, а коэффициент полезного действия очень низкий.
С другой стороны, отбросим все лишнее и наносное. У меня появился хороший заказчик в лице Петровича, который сказал: «Твори! Я всё оплачиваю!». Рынок жилья тогда был очень сложным – кто не помнит последствий «дефолта»? Нужна была радикальная идея, но при этом, она не должна была бить «ниже пояса». То есть, идея лежала где-то между шокирующим эпатажем и фундаментальным классическим изяществом, а это означает, что подобная идея не существует в природе.
Я спросил себя: «Кто сегодня покупает квартиры?» и сам себе ответил: «А те, кто успел до дефолта отщипнуть и надежно прикопать! Но в процессе заметания следов этим людям не до телевизора». Как живут эти люди? Они постоянно заняты чтением текстов на формате А4, обедами в ресторанах, бесхитростными утехами в саунах и на конспиративных жилых площадях. Однако жены их должны уметь в любой момент, по звонку привести необходимые вещи, детей и документы в походное состояние, и быть готовыми в течение сорока минут выдвинуться к трапу чартерного авиарейса.
Что объединяет этих женщин-жен? - Высокая степень готовности!
Под силу ли это женщинам, занятым в приумножении экономики страны? - Нет!
Следовательно - это домохозяйки!
Домохозяйки не любят слишком заумных смысловых конструкций, они трогательны и сентиментальны, они привержены вечным ценностям семьи, они смешливы, они в силу повседневной, окружающей скуки, легко реагируют на все яркое и необычное.
Мне пришла в голову мысль, что рекламные ролики должны быть выполнены посредством мультипликации. И вспомнился старый мультфильм Владимира Попова «От двух до пяти» по Корнею Чуковскому. Так был найден стиль!
«...Пока самка высиживает птенцов в гнезде, самец обеспечивает ее кормом. Я понял: у нас в семье самец – бабушка!...»
«...А у твоего папы. Семь пятниц на неделе...» - На картинке, папа скачет в окружении семи индейцев с острова Робинзона Крузо.
«...Папа сказал, что эти звери живут в саванне, а мама сказала, что у бабушки скоро появится персональный дедушка, и мы все будем жить в саванне...».
Тексты и картинки сыпались сами собой! Мультик – за мультиком! Петрович, не знаю, насколько ему это действительно нравилось, но он заказывал еще и еще! А потом однажды, как-то, мы парились в сауне, и он вдруг спросил:
- Игорь Юрьевич! Извини за нескромный вопрос: сколько ты зарабатываешь?
- Ну, в среднем, выходит не меньше пятисот долларов. – Сильно преувеличил я, надеясь поразить его воображение размахом своих доходов.
- У меня будешь получать семьсот! Пойдешь ко мне работать?
- Это неожиданно! Я не знаю... У меня заказы...
- Ну, ты подумай! Мне нужно рекламную службу ставить.
- А как же Лена?
- А Лена будет тебе помогать... И кстати, поговори с ней. Запала она на моего Вовку. Я его в Испанию отправляю учиться, она туда рвется за ним. А нафига мне это нужно?
- Хорошо, я поговорю....
Конечно, Арсен рассчитывал на меня, вкладывая деньги в оборудование студии. Ему импонировали и мой энтузиазм, и моя здоровая наглость, и умение общаться с клиентами. Он многое мне позволял из того, чего не позволял другим. Например, я имел круглосуточный доступ на студию, без специальных предупреждений; я мог пригласить в студию, любого, кто мне был нужен (для остальных - это было табу), ну и так далее.
Но мне ужасно не хватало денег. На тот момент, я был обладателем грандиозной финансовой задолженности очень разным, физическим лицам. Жена не работала. Нужно было постоянно выкручиваться: имитировать и возврат денег кредиторам, и в семью приносить достаточно для того, чтобы существовать. Тяжелое было время. Временами размышления над собственным жалким положением вгоняли меня в невероятную депрессию, из которой я не выходил неделями. И казалось, что жизнь закончилась, и не хотелось думать о том, что будет дальше. Поэтому, когда я получал интересный заказ, я растворялся в творческом процессе. Это была единственная отдушина, единственная панацея от депрессии и страха. И это был кромешный ад, для тех, кто работал со мной – художников, монтажеров, операторов! С появлением каждого нового заказа заканчивалась их личная жизнь, и начиналась стахановская трудовая битва. Кому такое понравится? Но, тем не менее, со мной работали, потому, что это были, пусть небольшие, но стабильные деньги, о которых на соседних телекомпаниях не могли и мечтать. Я пишу «на соседних телекомпаниях» - это буквально было так: в нашем огромном здании свили себе гнездо две редакции газет, три телекомпании и два рекламных агентства. Это были разные организации, не объединенные интересами общих собственников, по сути, конкурирующие между собой. Но это была колония журналистов и разного рода творческих людей: писателей, фотографов, музыкантов... Маленькая модель эдакого провинциального Монмартра.
Мы ходили по одним лестницам, пропивали свои гроши в одних и тех же окрестных забегаловках, все друг друга знали, друг друга любили и одновременно люто ненавидели, ибо зависть... Ибо, отбивали друг у друга клиентов, подчас не очень корректными методами, но потом прощали друг друга, мирились, приглашали друг друга к себе в проекты. Словом, на этом пространстве протекала творческая жизнь, давая старт многим будущим российским звездам радио, телевидения и эстрады.
Уход к Петровичу означал, в полном смысле – предательство. Так я это ощущал... И во мне бушевали неземные страсти противоречия! Мне нужны деньги, но нельзя бросать студию на полпути – только начали раскручиваться, появилось имя, появились серьезные клиенты... Опять же, повторяю – это мне так казалось. И на самом деле моя роль, хоть и была достаточно значимой, в моем сознании она была гипертрофирована.
Благосклонности Петровича снискал не один я. Был у меня приятель – действительно, необыкновенного таланта фотохудожник, но редкое говно, с точки зрения человеческих качеств. Казалось, вся его жизнь была подчинена трем страстям, раз уж мы о них говорим: собственное, жеребячье здоровье, макросъемка и громкие скандалы. Сколько его помню, он вечно с пакетом кефира в руках, необоснованными претензиями ко всем окружающим в глазах, то тошноты натуралистическими анекдотами на устах, и в вечном состоянии судебного сутяжничества, с кем бы то ни было. Вот, он и «слил» Петровичу, за рюмочкой чая все тонкости ситуации в студии: кто чего стоит; чем дышит Арсен; все сокровенные планы и стремления товарищей по работе, включая коммерческую тайну. А хотелось этому Виталику, всего-то ничего... Сейчас смешно, но тогда, когда все открылось (мне Петрович рассказал), я был в таком изумлении и замешательстве, что чуть было, не принял обет молчания. Так вот, человек хотел иметь отдельный кабинет и называться начальником. Это всё! Мотивация была банальна, как и его нехитрая мечта: «Возраст уже такой, что созрел я для соответствующего статуса».
Как говорится: «Скажи, кто твой друг, и я скажу – кто ты!». Одно из двух, сражающихся внутри меня эго, победило, и я ушел к Петровичу, но этому предшествовало еще несколько забавных эпизодов.
-
-
21.08.2007 в 14:18-
-
21.08.2007 в 15:27-
-
21.08.2007 в 17:08-
-
22.08.2007 в 09:57